Наемники - Страница 64

— Все бумаги уже готовы. Их осталось только подписать, — вымолвил бонтонец.

Жонини сделал едва уловимый жест рукой, и к нему тотчас подъехал один из офицеров. В руке у кавалериста находилась небольшая папка с документами.

Еще минута — и случится непоправимое. Храбров сильно толкнул Кидсона в бок.

— Оттяните заключение договора, — прошептал землянин. — Хотя бы на несколько часов.

Полковник вряд ли понимал, зачем это понадобилось энжелцу, но к Хиллу направился немедленно. Подойдя вплотную, тасконец что-то тихо сказал на ухо генералу.

Тот изумленно взглянул на подчиненного, однако решение изменил.

— Боюсь, вопрос слишком сложный, — растягивая слова, произнес унимиец. — Необходимо все тщательно обсудить и взвесить. Предлагаю встретиться завтра в восемь часов утра. Тогда вы и получите окончательный ответ…

По лицу бонтонца пробежала тень недовольства. Он посмотрел на Кидсона так, будто собирался испепелить его взглядом.

С трудом сдерживая эмоции, командующий войсками противника вымолвил:

— Превосходно! Буду ждать вас завтра. И подумайте хорошо, генерал. Из героя можно запросто превратиться в палача. Не очень приятно, когда твоим именем пугают детей…

Офицер резко развернул коня и с силой вонзил ему шпоры в бока. Животное взвилось на дыбы и спустя мгновение с бешеной скоростью устремилось к лесу. Не обращая внимания на свиту, военачальник скакал к своей армии.

Тасконец был в ярости. Как потом узнал русич, подобное поведение являлось отличительной чертой Жонини. В такие минуты в него словно вселялся дьявол. Не замечая никого вокруг, бонтонец мог растоптать лошадью случайных прохожих.

Угрызений совести унимиец никогда не испытывал. Люди для генерала — всего лишь материал для осуществления честолюбивых планов.

Между тем, в стане мендонцев события развивались по похожему сценарию. Хилл пребывал в ужасном настроении. Только что из его рук украли лавры спасителя страны.

О благородстве и великодушии командующего люди помнили бы в веках. От одной этой мысли начинала кружиться голова.

— Какого черта? — выругался тасконец. — Кидсон, вы сорвали заключение мирного договора! Если не объясните свое поведение, я смещу вас с должности. Во время военных действий у меня есть такие полномочия. Кроме того, Альберт наверняка согласится с предложением бонтонцев. Герцогство нуждается в передышке.

— Совершенно верно, — бесцеремонно вмешался Олесь. — Страна истощена и разорена. Все силы брошены на поддержание боеспособности армии. В подобном же положении находится и противник. Ему даже хуже — длинные дороги, десятки дезертиров, постоянно бунтующие наемники изматывают его до предела. Уверен, население Бонтона не очень довольно затянувшейся военной компанией и огромными потерями. Не случайно генерал Жонини участвует в переговорах. Безжалостный убийца, ненавидящий Мендон, прекрасно понимает незавидность своего положения.

— Почему вы так решили? — более спокойным тоном уточнил Хилл.

— Еще две-три декады — и армия захватчиков начнет разбегаться, — пояснил землянин. — Ее не удержат ни казни, ни деньги. Большинство солдат отправилось на эту войну, желая обогатиться. Сейчас у них начинают открываться глаза. Вместо золота — голод, грязь и кровь.

— Ерунда! — возразил унимиец. — Неприятель еще достаточно силен. Заключив мир, мы сможем распустить часть войск, и тем самым возродим разрушенную экономику. Тысячи крепких мужских рук нужны на полях и в ремесленных мастерских. Восстановив снабжение и подготовив хорошую армию, государство надежно укрепит северные границы. Ни один враг не осмелится напасть на нас.

— Святая наивность, — иронично рассмеялся Тино. — А вы не думаете, что Жонини уже через месяц нарушит заключенный договор? Приведет поредевшие полки в порядок, наладит поставку продовольствия, дождется ослабления группировки противника…

— Он дворянин! — возмутился Хилл. — И никогда не нарушит данного слова, тем более скрепленного подписью на документе.

— Почему бы и нет? — спокойно произнес японец. — Этот человек ненавидит и презирает Мендон. Зачем ему унижаться и соблюдать приличия? Народ и герцог Бонтонский одобрят поступок военачальника. Ну, а пленные окажутся либо в цепях, либо на виселице. Победителей не судят.

— В ваших словах есть доля истины, — задумчиво сказал командир одного из пехотных полков. — Враг отличается вероломством и коварством. В истории подобные прецеденты уже случались. Лет сорок назад захватчики в одностороннем порядке разорвали временное перемирие и перешли в наступление. Тогда их удалось остановить лишь на линии фортов. И какой ценой… Система обороны, создававшаяся десятилетиями, была полностью разрушена.

— Это случилось давно, — пренебрежительно махнул рукой генерал. — Сейчас у власти совершено другие люди.

— Что, верно, то верно, — горько усмехнулся начальник штаба. — Не знаю, как у противника, а в Мендоне правит отъявленный мерзавец. Никто не припомнит монарха, подозреваемого в братоубийстве! Обычно близкие родственники в дворцовых переворотах не участвовали.

— Твое счастье, что тебя не слышат люди Стонжа, — поспешно оборвал полковника командующий. — Иначе…

— Чепуха! — возразил Кидсон. — Они сейчас, словно крысы, забрались в глубокие норы. Их время прошло. Война очистила нацию от грязной скверны. Вряд ли мерзавцы теперь посмеют безнаказанно хватать и пытать людей. Не очень-то легко обвинить человека в измене, если он проливал кровь на полях сражений. Да и чем можно напугать нас? Смертью? Мы к ней давно привыкли. Пример Освальда тому подтверждением.